Ярмарка в Голтве - Страница 2

- Э, добрый чоловiк! чого ж ты затiяв таку за-воруху? Хиба ты не знаешь, як треба конiв куповаты? Кон!в куповаты - як жiнку выбираты, все одно, таке ж важне дiло... Слухай, я тобi скажу одну казку... Як булы на свiтi три братика, двое розумнi, а третiй дурень - ось як ты або ж я...

Товарищи цыгана тоже орут во всю глотку, оправдывая его; хохлы лениво ругаются в ответ; толпа становится всё гуще и теснее...

- Що ж менi зостаеться, добрi люди? - горестно вопрошает обиженный.

- Ходы до урядника! - кричат ему.

- А и пойду! - решает он.

- Стой, чоловiче! - останавливает его цыган.- Разорить меня хочешь? Разоряй! Давай мне три карбованца - я твою лошадь назад виддам! Желаешь? Давай два! Желаешь? Ну, иди и жалуйся...

Хохлу не особенно приятно "тягать к дiлу" урядника, и он задумывается. Со всех сторон ему дают советы, но он остается глух и нем, решая что-то про себя. Наконец решил...

- Ну, от що,- уныло говорит он цыгану,- нехай бог тебя судит... Отдай менi моего коня, а два карбо-ванци, що ты в придачу узял,- твои... Триста трясцiв тобi у боки - грабь!

И цыган ограбил его с таким видом, точно великую милость ему оказал.

- Догадливi люди! - похваливали "чоловiки" цыган, отходя от них.

- Деготь московский, атличный, фабричный, аккуратный, аппаратный, пахучий, тягучий! Шесть копеек кварта, пятнадцать четверть! - возглашает черниговец, восседающий на телеге. Телега, бочка и сам торговец - всё это черно и жирно от дегтя и всё двигается одной сплошной массой, распространяя вокруг себя характерный аромат.

- А, мабудь, и по пьять за кварту продадите? - справляется у дегтярника "чоловiк" в необычайно широких штанах и в соломенной шляпе на голове.

- Тпру-у! По пять не могу, хозяину на шесть копеек присягал...

- А, мабудь, можно по пьять?

- Никак...

- Эге.. Зовам не можно?

- Слушай, дядько, продам тебе по пять, не говори только никому... Не скажешь?

- Ни, не скажу...

- Ну, давай баклажку.

- На що?

- А на деготь!

- Та менi того вашого дегтя не треба, бо я вже купив... И теж по шiсть кошек и теж у вас... Я спросив вас за тим, що, мабудь, вы теперь дешевше виддаете цей деготь.

Дегтярник молча отвертывается, трогает лошадь и едет между возов, возглашая о своем товаре... "Чоло-вiк" провожает его взглядом и говорит другому, раскинувшемуся на возу:

- Коли б я не куповал кварты дегтя утром, была бы в мене котика лишня у кишенi...

- Эге ж... Жарко!

- Як у пекли...

- Хиба ж твой батько писав тобi з пекла, як там жарко? - спрашивают с воза.

Томящий зной всё усиливается. Запах дегтя, навоза и пота висит в воздухе вместе с тонкой пеленой едкой пыли. Всюду у возов стоят и лежат волы, жуют, не уставая, сено и смотрят в землю большими добрыми глазами. Кажется, что они думают: у них такие осмысленные морды и в глазах светится спокойная, привычная печаль. Мычат коровы и телята, блеют овцы, раздается звон кос, пробуемых покупателями. "Чоловiки", приехавшие продавать скот или руно, лежат под возами, скрываясь от солнца и ожидая покупателей. "Чоло-вiки" покупающие расхаживают между возами, высматривая скот и шагая через ноги продавцов, разбросанные на земле. У каждого покупателя в руке кнут, и, подходя к волам, покупатель считает нужным вытянуть смиренную скотину по боку кнутом. Волы медленно поднимаются на ноги, если они лежали, и тяжело двигаются от удара, если стояли на ногах.

- Скiльки за цю пару просите? - спрашивает покупатель пространство...

Из-под воза раздается неторопливый ответ:

- Девяносто рублiв...

- И то гроши! - говорит покупатель и отходит или спрашивает:

- А чего ж бы вам, дядько, цiлу сотнягу не просить?

- Та вже менi бiльш того, скiльки треба,- не треба грошей. А коли вы вже такий добрый, то давайте и усю сотню - я вiзьму...

- Спасибо вам... А скiльки ж бы дiлом узяли?

- Та вже так, щоб не довго балакать, возьму я с вас... девяносто рублiв...

Начинается торг. "Чоловiки" не торопятся,- это совсем не в их характере,- и продавец вылезает из-под воза не ранее того, как убедится, что покупатель серьезный. Понемногу горячатся и вот уже бьют друг друга по рукам, молятся по десяти раз и более, расходятся, снова сходятся. Всё делается медленно, но основательно, вдумчиво. Ядреной и крутой ругани великоруссов, от которой дух в груди спирает и глаза на лоб лезут, не слышно,- ее заменяет меткий юмор, щедро украшающий речи. Не слышно и великорусского "тыканья". Сивый дiд, у которого безусый хлопец торгует пару молоденьких бычков, так, например, отчитывает покупателя:

- Здается менi, что вы, хлопче, раненько маткину цицьку на люльку змiняли, бо разума у рiчах ваших не бачу я...

- Та як же, дiду! Воны и некрасиви - ось роги якие...

- А хиба ж вы рогами пахати будете? Так купуйте ж собi козлiв: у них рога красивейши...

Сыны Израиля вертятся меж возов, как вьюны. Они обо всем спрашивают, всё щупают и всё покупают. "Чо-ловiки" говорят им "ты" и смотрят за ними во все глаза. Паны встречаются с "чоловiками" с чувством собственного достоинства, и в разговоре с паном у хохла сквозь внешнюю почтительность пробивается не одна нотка пренебрежения. Видно, что пан давно уже определен как "ненужна козявка у пчелином рои".

У одного из возов корова, привязанная к нему, вдруг зашаталась и в корчах повалилась на землю. "Жшка", продававшая ее, соскочила с воза и закрутилась вокруг больного животного, как в вихре. Испуг, граничащий с ужасом, выразился на лице бедной женщины, сразу лишившейся надежды продать свою скотину.

- Ой, господи! Ой, добри люде! Ратуйте - що во-но таке? Що воно? Ой, мати пречистая!

Сразу выросла толпа и принялась горячо обсуждать несчастие. Делали предположения, отчего именно заболела корова и как всего лучше лечить ее. Явился какой-то древний старик, весь, точно плесенью, покрытый лохмотьями, и начал отчитывать корову, творя шёпотом молитву. Толпа поснимала шапки и молча ждала результатов моления, изредка крестясь. А корова билась на земле в судорогах, пыталась встать и снова грузно падала. Она тяжело вздыхала, и много боли было в ее кротких глазах. Потом ее хозяин, сняв с головы шапку, стал ею растирать хребет животного, трижды обвел шапкой вокруг рогов, трижды вокруг шеи и столько же вокруг хвоста. И это не помогло. Принесли бутылку дегтя и вылили в глотку животного, потом угостили его скипидаром, наконец явился коновал, угрюмый мужик, с разнообразными инструментами у пояса. Он важно осмотрел корову и пробил ей каким-то ржавым гвоздем вену на шее. Тонкими струйками хлынула густая, черная кровь. Какой-то моралист нашелся в толпе. Он посмотрел на корову и ее хозяина, убитого горем, и сказал: